выбрать статью

на главную

"Недостижимая грёза Ирины Апексимовой" ("АИФ" 2003г.)

БЫЛ у меня замысел — провести целый день с актрисой. «Приезжайте к… семи утра», — сказала Ирина АПЕКСИМОВА (главная роль в сериале «Клетка», звезда Театра Романа Виктюка). Энтузиазм угас. Договорились на десять. До моего прихода Ирина Викторовна успела: отвезти дочку в школу, заехать в магазин за продуктами. За два часа интервью она ни разу не присела. Орудуя шваброй, ликвидировала на полу мокрые следы моего вторжения. Успела приготовить обед. Дважды сварить нам кофе. Раз восемь отвечала на телефонные звонки: решала вопросы, связанные с предстоящими гастролями спектакля «Кармен».


— ГОРЕК продюсерский хлеб?


— Делаю очень много ошибок. Не могу все просчитывать, потому что боюсь стать совсем уж крысой, трясущейся над каждой копейкой. И только потом понимаю, что меня сильно надули. Это раз. Во-вторых, нормальный продюсер ничего финансово не делает себе во вред. Я же прихожу и сразу всем даю деньги. А потом думаю, смогу ли на этом заработать. Совсем не продюсерское качество. Но во всем плохом есть хорошее. Не знаю, что было бы с «Кармен», если бы продюсером был кто-то другой. И состоялся бы этот спектакль вообще. Еще, конечно, мешает, что играю сама. Когда что-то говорю по делу, мне сразу становится неловко, как будто пытаюсь для себя что-то делать.


— Тем не менее «Кармен» состоялась, хотя вызвала разные толки…


— Просто наша история, сделанная по пьесе Людмилы Улицкой, совсем не та, к которой все привыкли. Она ближе к новелле Мериме, которую сейчас мало кто помнит. Все ожидали привычной романтики и возвышенных чувств, как у Бизе. А Кармен совсем не тургеневская барышня. Она дитя природы, хищное и коварное. Понятно, что такая трактовка многих возмутила. Плюс необычный жанр, некий симбиоз пластики и слова.


— Когда вы были только актрисой, то боялись остаться без работы, без денег. Продюсерство придало уверенности или страх все-таки остался?


— Остался. Потому что сейчас играю только в тех спектаклях, которые сама себе придумала. Меня мало приглашают. Правда, недавно Някрошюс предложил сыграть Шарлотту в «Вишневом саде», и это лучшая награда за все несыгранные роли. Теперь можно наплевать, что уже год сижу, продюсируя сама себя.


— У вас возникает потребность в одиночестве? Или теплее в семье, когда в доме толпится сто человек?


— Странная вещь. Когда они все время дома, начинаю страдать, что мне не хватает времени побыть одной. Когда их почему-то нет, начинаю скучать от одиночества. А потом дело тут не только в доме. Все время вокруг меня масса народу — в офисе, в театре, на съемках. Я облеплена ненужными людьми, как днище корабля ракушками и водорослями. Мне мешает моя нерешительность, боязнь обидеть человека, сказать «нет». Несколько лет тому назад пересилила себя и сказала «нет» этим «ракушкам». И сразу у меня в жизни все резко изменилось к лучшему. Казалось, что больше никогда не подпущу к себе этих прилипчивых моллюсков. Но не успела оглянуться, а корабль уже снова погрузился ниже ватерлинии.


— Это вы-то не можете сказать «нет»? С вашим своенравием и экстравагантностью? Кстати, вы в детстве тоже так своевольничали?


— Инициативной я бы себя не назвала. Была сама по себе. Коллектив решал, что мы пойдем направо, а я говорила: «А мне наплевать, пойду налево». И половина класса разворачивалась и почему-то шла за мной налево. Я была безумная хулиганка, настоящее шкодилово и одновременно страшно стеснительная. Громко сказать: «Здравствуйте, меня зовут Ира Апексимова» — не могла. Что касается экстравагантности, мне кажется, дело не в том, как я одеваюсь, а в моей внешности. Лицо непростое, не русское, не еврейское — никакой национальности. Просто рожа странная, а потом мама в детстве баловала, одевала лучше всех, и я к этому привыкла. Хотя не стараюсь одеться лучше всех или краше всех, хочу одеться так, как МНЕ нравится.


— Вы не устали всем доказывать, что вы — лучшая?


— Не-а. Только если раньше я должна была доказывать, что я — лучшая, то теперь я должна доказывать, что в принципе имею право быть такой, какая есть, имею право быть в профессии. Хотя все должно было быть наоборот. Сначала доказать, что ты имеешь право быть в профессии, а потом, что ты — лучшая.


— Может быть, это идет от характерного провинциального желания завоевать столицу?


— Если у меня и было провинциальное ощущение Москвы, то от мамы. Она всю жизнь мечтала жить здесь. И у нее не раз была возможность переехать, но из-за своих мужей никак не могла этого сделать. Поэтому «Москва — столица всего на свете» — это идеал не мой, а мамин. Сама же я не чувствовала себя провинциалкой. Я же приехала из той Одессы, понимаете? И Москва для меня была лишь другая столица. Хотя после двух месяцев жизни здесь у меня наступила депрессия. Даже перестала ходить в Школу-студию МХАТ. Не могла понять: то ли я делаю, там ли нахожусь и надо ли мне вообще этим заниматься. Две недели не выходила из общаги. Сидела и о чем-то думала. Наверное, это был все-таки шок.


— А где та точка опоры, что помогает вам переворачивать мир?


— Точка опоры? Когда все разрушено, больше некуда… Когда просыпаешься, как было у меня совсем недавно, и нет ничего, о чем хотя бы подумать было бы приятно. Вот тогда понимаю, что докатилась до этой самой точки. И все начинаю по новой. Непонятно откуда появляются силы, и начинаю переворачивать свой мир.


— Пускаясь в очередное рискованное предприятие: создаете свое агентство, беретесь за постановку мюзикла «Веселые ребята»… У вас есть все основания собой гордиться.


— Я себя не люблю. Правду говорю. Не люблю, потому что очень многого не делаю из того, что считаю для себя нужным. Начиная с физического состояния, заканчивая какими-то необходимыми поступками. Во мне как бы два человека. Один — очень правильный, умный и точно знает, что надо делать, чтоб было хорошо. И есть другой, от которого все благие намерения отлетают, как искры от костра. И этот другой гораздо сильнее правильного и умного.


— Что такое жить по-апексимовски?


— Это когда все делается само собой, как у Салтыкова-Щедрина. Герои сидели и думали, как бы им все поменять кардинально в своем хозяйстве, не прилагая никаких усилий. Но это греза. Думаю, недостижимая.