выбрать статью

на главную

"По кому скучает Ирина Апексимова" ("Правда севера" 7 августа 2001г.)

Она как строптивая скрипка. Как тень, как лик. Тонкая, ломкая, словно бесплотная. Зоркое внимание, взгляд "из последних глаз". Упавшие руки. Геометричные холодные линии платьев. Она символична, как и ее героини. От которых исходит горечь, боль - скорее холод, чем жар. И нежность - от ледяной до испепеляющей.

Явное несоответствие голоса (низкого, загадочного, бархатного) и душевного размаха. Апексимова говорит голосом, шеей, руками. Она откровенна под напором ненависти или любви до того, что затем поправляется и просит: "Не пишите этого", - и, доверяя, смотрит в глаза.

- Кто увидел в вас актрису?

- Мама. Она была дирижером в театре оперетты. И с самого детства я играла разных белочек, девочек и прочее. Она - человек, который меня сделал и всегда безумно верил, что из меня выйдет актриса. Хотя все было против того: три года подряд я поступала в различные театральные училища. И наконец оказалась в школе-студии МХАТ на курсе Олега Табакова.

- Значит, он открыл вас для сцены?

- Нет. Все опять было трудно, как всегда в моей жизни. Никто меня специально не выделял. Ролей мне не давали. После окончания студии я пошла во МХАТ к Ефремову. Он меня увидел и дал мне главные роли: Софью в "Горе от ума", Елену Андреевну в "Дяде Ване" и другие. Но потом заново меня открыл Виктюк, которого я безмерно обожаю, в "Нашем Декамероне".

- А как насчет кино?

- Кино? Тут я в принципе ничего особенного не сделала: мне не во что вживаться, просто существует такой типаж. С того первого эпизода в "Мелочах жизни" меня стали приглашать на экран: "Самозванцы", "Буржуй" и прочее.

Бог дал мне способность очень быстро учить текст. Я могу даже не читать сценарий, просто: "Че тут?" - хрясь, и поехали. Ведь это заработок.

- Но ведь можно зарабатывать, играя в антрепризе?

- Действительно, я свободный художник в антрепризе, где за два спектакля получаю то, что имела бы за месяц в театре. Антреприза спасает, становясь все более творческой. В театре делать нечего: один за другим идут жутчайшие спектакли. Посмотрите на ведущие московские: их слава осталась позади. Главрежи пожилые, не ищущие. Ведь молодых в свое время сюда не пускали.

- Но в антрепризе тоже бывают провалы.

- Тут все строится на именах. Знаете, у продюсеров существует такое понятие: "Кто у нас тут будет обезьяной?" Жуть. Обезьяна - тот самый артист, на которого будут продавать билеты. Продюсер собирает трех-четырех обезьян, берет режиссера, который не попросит много денег, чтобы быстренько, не за дорого сколотить какой-нибудь спектакль. И неважно, что из зрителей во второй раз никто не пойдет. Я была в роли такой обезьяны. Было стыдно выходить на поклоны. А за "Декамерон" Виктюка я отвечаю - это серьезный, не халтурный спектакль.

- А предложений поступает много?

- Мой телефон не разрывается от звонков. И чем более самостоятельной я становлюсь как актриса, тем меньше этих предложений. Оттого я стараюсь все делать для себя сама.

Я стала сама продюсировать себе спектакль "Анна Каренина", где режиссер тоже Виктюк, и картину по еврейской эмигрантской истории Людмилы Белицкой "Веселые похороны", для которой найти молодого режиссера целая проблема. Это дается тяжело: мозги просто дымятся от переговоров. К тому же на роль самого Каренина трудно найти актера 40-50 лет с аристократической внешностью и не пьющего.

Еще наша тихая мечта с Ромой Виктюком - поставить "Кармен".

- Как вы "находите" в себе своих героинь?

- Есть такое ощущение: невозможно выйти на сцену, пока не найдешь так называемую фенечку в роли. Трудно объяснить. Пока моим мужем был Валера Николаев, у нас даже было целое определение, что это значит, - он понимал меня с полуслова. Это началось со студенчества: в дипломном спектакле "Ундина" я играла злобную графиню Берту. Пока с группой разбирали текст, я просто нарисовала себе ручкой эдакую злобную тетку, она абсолютно такая и была. А затем выдумала жест (резко поворачивает набок голову и делает всплеск руками) - и я знала, как играть.

- А как вы отдыхаете от своих героев и "фенечек"?

- Нет такой возможности. У меня постоянная боязнь того, что я останусь не при деле. И я нагружаю себя работой: бегаю по ассоциациям актеров, ищу режиссеров. К тому же я не умею бывать одна. Затем вспоминаю, что у меня есть дочка и возвращаюсь домой. Ее зовут Даша, ей семь лет. Это добрая и замечательная девочка, но мне кажется, что она чересчур ранима и чувствительна. Я, конечно, тоже была такой, но чтобы так рыдать, как она... Может, при суровой и внешне сильной мамаше, ее защите и опоре, она так беззащитна?.. С моей мамой они выезжают в Нью-Йорк на океан, мама живет в Америке, или в Одессу недавно ездили. А я выехала только сюда, чтобы отдохнуть от рутины и звонков.

- Вы рано поняли свою власть над мужчинами?

- Да не знаю я. Власть... Так складывалось, что в детстве я не была девочкой по воспитанию и ребята тянулись ко мне, принимая за своего пацана. И потом мне всегда просто везло с мужчинами (стучит по дереву). И мужчин раньше всегда оставляла я. Сейчас со мною рядом есть человек, с которым уже около года у меня близкие отношения. Впервые в жизни это не актер. И я тоскую здесь без него.